М.Васильев. Мировое троцкистское движение 1930-х годов по коминтерновским источникам

[yadocent.livejournal.com]

Любой исследователь-историк, занимающийся анализом Великой Чистки 30-х годов не может не заметить одного разительного противоречия сталинской пропаганды. С одной стороны, печать, радио, средства устной и наглядной агитации рисовали картину всепроникающего троцкистского заговора, в который оказалась вовлечена почти вся старая партийная гвардия ВКП(б), большая часть хозяйственного аппарата и дипломатического корпуса СССР, большая часть старого руководства Коминтерна. Благодаря этому троцкизм мог оказывать свое «тлетворное» влияние не только внутри СССР, но и на события во Франции, Испании и других странах. С другой стороны, пропаганда Коминтерна изображала реально действующие в различных странах троцкистские партии как малочисленные, враждующие друг с другом секты, не пользующиеся сколько-нибудь значительным влиянием в международном рабочем движении и существующие только при финансовой поддержке фашистских правительств.

Это противоречие не получило удовлетворительное объяснение в исследованиях позднейших историков, изучавших сталинизм как на Западе, так и позднее в России. Сохраняя в неприкосновенности тезис об идейной и теоретической незначительности троцкизма как течения, Р.Конквест, Р.Такер, Д.Волкогонов склонны искать причины большого террора в иррациональной сфере: либо в психической болезни самого Сталина, либо в изначальном стремлении большевиков к насилию, вылившемуся во взаимоистребление.

Даже такие авторы, как И.Дойчер, принадлежавшие ранее к троцкистскому движению, но, порвавшие с ним впоследствии, при всем положительном отношении к Троцкому как к революционеру-мученику, оценивали международный троцкизм как «лодочку с очень большим парусом», имея в виду безусловный перевес авторитета Троцкого, так и не нашедшего за пределами СССР единомышленников, способных даже приблизиться к нему по уровню идейной убежденности и интеллекта. Подробно разбирая организационные неудачи в строительстве 4-го интернационала, трения между лидерами отдельных групп троцкистов разных стран, Дойчер достаточно последовательно подводит читателя к мысли, что главной причиной этих конфликтов и разногласий явилась якобы непоследовательность самого Троцкого, излагавшего в разные периоды времени прямо противоположные взгляды на природу СССР, на роль Коминтерна, задачи международной левой оппозиции и т.д.

Все вышесказанное объясняется не только субъективизмом исследователей но и тем, что многие документы Коминтерна, посвященные борьбе с троцкизмом стали доступны для изучения только в последние 4 — 5 лет. Анализ этих документов, выходивших под грифом «секретно» или «совершенно секретно», показывает, что: во-первых, они почти полностью лишены традиционных пропагандистских ярлыков, квалифицирующих троцкистов как слуг гестапо, Франко и Муссолини, а во вторых, то, что коминтерновские аналитики были отнюдь не склонны недооценивать влияние идей Троцкого на рабочее движение и широкую общественность стран Запада и Востока.

Разрыв сталинского руководства с курсом на международную революцию (тщательно маскируемый на первых порах «левой фразой») не означал автоматического прекращения революционной перспективы, толчок которой был дан в октябре 1917 года. Более того, экономический кризис начала 30-х годов а затем, приход Гитлера к власти не только способствовал радикализации и полевению самых широких слоев населения стран Европы, но и вскрыл грубейшие стратегические просчеты Коминтерна, на которые значительно раньше указывал Троцкий. Это объективно привело к новой серии расколов внутри компартий и укрепило мнение, что центр грядущей революции может возникнуть за пределами СССР. Естественно, что в этих условиях Троцкий и его единомышленники имели шанс стать очагом кристаллизации нового революционного руководства в рабочем движении. Эту перспективу не мог игнорировать Сталин , начавший в 30-е годы запоздалое сближение с широкими антифашистскими массами, в первую очередь с международной социал-демократией.

( Read more... )